Эта история случилась на Всемирном конгрессе русской прессы в Москве. Все шло мирным, рутинным порядком, пока не появился оратор, который разрушил всю эту тишь и благодать. Сергей Мироненко, директор Государственного архива Российской Федерации произнес речь примерно следующего содержания. Хватит цепляться за мифы. Не было никаких 28 панфиловцев, которые в бою под Дубосековым якобы остановили 50 немецких танков. И фразы "Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!", якобы сказанной политруком Клочковым, – тоже не было. Фразу придумал литературный секретарь газеты "Красная Звезда" Александр Кривицкий вместе со всей историей подвига. И все это военная прокуратура установила еще в 1948 году. Но материалы засекретили, потому что отступать действительно было уже некуда: миф давно жил своей жизнью. Потом Мироненко говорит о Сталине. "Жизнь в советское время не стоила ничего. Нужно сказать всю правду о его ответственности. Пакт Риббентропа – Молотова правильнее назвать пактом Гитлера – Сталина. Этот пакт – крупнейший стратегический просчет Сталина, если не сказать – преступление". Мироненко рассказывает, как в первые дни войны Сталин сбежал, спрятался от всего живого. А в День Победы произнес тост за русский народ, в котором сказал, что другой народ после таких страшных военных неудач прогнал бы свое правительство, но русский народ вот верил ему и остался с ним, за что ему огромное спасибо. Когда Мироненко заканчивает, Александр Клейн, заместитель директора ТАСС и руководитель Всемирного конгресса русской прессы, задумчиво говорит: "Да... А я ведь учился в школе имени героев-панфиловцев. У нас и музей был. Но даже тогда мы понимали, что во всем этом есть какая-то недосказанность. Там путались с именами людей: те, которых считали мертвыми, вдруг оказывались живы, они каждый день приезжали, а тот, который числился живым, – все никак не ехал..." Совершенно очевидно, что никакой сенсации в том, что сказал Мироненко, для Клейна нет. Доклад военной прокуратуры опубликовали еще в середине 1990-х годов. Но рядом сидят главные редакторы русских газет, которые слышат об этом впервые! – Я из Астаны, из Казахстана, – растерянно говорит первый оратор. – У нас есть очевидец этого подвига, Герой Советского Союза. Есть стела "Дубосеково" – она будет снесена?! – Мой нравственный долг – сказать правду, – отвечает Мироненко. – Мне уже объявляли, что я не патриот, потому что рассказываю об этих исследованиях. Что делать! Правду говорить тяжело. Но эти его слова только раззадоривают публику. Микрофон захватывает дама, представляющаяся "Комсомольской правдой в Канаде" и принимается бросать в лицо ученому гневные упреки: – Вы собрали весь негатив!! У меня ощущение, что я выслушала канадского политика!! Вы сами сказали, что вы не патриот! Вы сказали о панфиловцах и не сказали, сколько подвигов не было освещено! (он, кстати, об этом говорил, она просто прослушала. – Е.Р.) – Опровергните, – пожимает плечами Мироненко. – Хотя бы один факт. Опровергните. Но какое там! Она не умеет фактами. Она умеет надрывом. – У нас в Канаде живут тысячи людей из фашистской дивизии "Галичина"! Вы будете у них "на ура"! – победоносно заканчивает свою прокурорскую речь "Комсомольская правда в Канаде", которая очевидно не читает "Комсомольскую правду в Москве", со страниц которой Сергей Мироненко еще четыре года назад говорил то же, что и сейчас. Нервный канадский выкрик выкрик срывает аплодисменты. Очевидно, что у дамы здесь есть союзники. Флаг подхватывает журналистка из Латвии (другая журналистка, не та, которая спросила про санкции. Эта представляется главным редактором рижского бизнес-журнала): – Осознаете ли вы свою нравственную ответственность за то, что, открывая правду о Дубосеках, вы ставите под вопрос отношения между Россией и Казахстаном, которые этот подвиг чтят?! (Аплодисменты.) Вы понимаете, какой клин вы вбиваете в эти отношения?! (Аплодисменты.) Тут ангельскому терпению директора госархива приходит конец: – Это вы клин вбиваете такими вопросами! А на очереди к микрофону уже стоит главный редактор из Киргизии. Говорит тише и вежливее. Но крайне подавлена. – Столько лет нам говорили о подвиге панфиловцев. Я тоже за правду. Но, как нас учили на журфаке, есть правда, которую лучше не оглашать (выделено мной. – Е.Р.). У нас в Киргизии атомная бомба взорвется, если об этом узнают. Знаете, какой будет реакция? "А, эти русские, они, как всегда, врут!" Настолько это невероятно. Так объявлять эту правду или умолчать о ней? Она явно просила совета у директора Государственного архива. – Это вы должны решать, не я, – удивился он. – Если хотите, пришлем вам доклад Афанасьева, главного военного прокурора 1948 года. И тут слово взял главный редактор "Российской газеты" Владислав Фронин. Оказалось, его совсем не мучает тот вопрос, который мучает его коллегу из Киргизии. Потому что он знает верный ответ: такая правда нам не нужна! – Если я напечатаю этот документ о панфиловцах, то нанесу вред и своей аудитории, и солдатам, которые воевали, – уверенно говорит Фронин. Казалось бы, вот она, финальная точка дискуссии, которая вполне вписалась бы в логику мероприятия. Но на эту минуту своего слова еще не сказал Алексей Венедиктов, который тоже был в этом зале! А тут он его взял и сказал: – Для меня тоже было шоком, что панфиловцев не было. Мы учили в школе все 28 имен наизусть. Но надо понимать: если их не было – значит, не было. Правда приоритетна. Если есть документ – его надо публиковать. А то давайте одно не публиковать, другое... Давайте не публиковать секретных протоколов, госпожа из Латвии, потому что это позорит нашу страну. Да, в истории этой страны есть позорные, грязные страницы. Но если вы не моете в доме грязную комнату – грязь из нее расползется повсюду. Что это вообще за постановка вопроса – говорить или нет правду? Тогда есть другая профессия – пропагандист, когда одну часть правды вытаскивают, другую скрывают! И это выступление тоже срывает аплодисменты! Он не был однородным этот зал, нет! Но точка все равно досталась противной стороне. До микрофона дотянулся представитель белорусского информационного агентства. – А почему в доме, где 17 комнат, нужно говорить о грязном туалете? Где другие 17 комнат?! А где другие туалеты в доме, где целых семнадцать комнат?! – хотелось уточнить в ответ. Но тут в зал длинной цепочкой вступили представители Федеральной миграционной службы. Пришло их время ответить на вопросы, беспокоящие аудиторию русскоязычных зарубежных изданий. Про панфиловцев было обещано продолжить на следующий день. Возможно, с надеждой, что к утру люди смирятся, что панфиловцев больше нет. https://www.svoboda.mobi/a/27065504.html