#Острог_культурология #Острог_искусство #Острог_метафизика Когда художник, собственно говоря уже перестающий быть художником в собственном смысле слова, озаботился наведением медиативных мостов с новооткрывшимся синкрезисом, он как первобытный шаман начал магические процедуры и камлания с целью иррациональным образом преобразовать реальность. Авангард с самого своего рождения был пронизан магией. Причём наиболее близкий аналог – магия детская. Лэнд-арт, боди-арт, перформанс, хэппенинг, минимализм, кинетическое искусство, различного рода инсталляции - это та же мучительная (несмотря на снобистское самодовольство) попытка вспомнить великие заклинания, магически преобразующие мир, с которой дети, повинуясь архаичным импульсам культурной памяти, совершают столь же иррациональные и необъяснимые процедуры, стремясь интуитивно восстановить скрытую магическую связь всего со всем. Есть в этом, однако, существеннейшее отличие от шаманизма древнего. Древний шаман обращался к сущностям посредством знаков, стараясь минимизировать их, как оттягивающих на себя энергетические флюиды этих сущностей. Шаман же современный, и в помине не обладающий архаической целостностью сознания, оперирует со словами и знаками, не дотягиваясь, как правило, до сущностей. Вот почему древняя магия работает, а современные камлания способны вызвать лишь эффект лёгкого самогипноза. Реального прорыва к сущностям от человека, находящегося внутри ситуации, где «потребляются знаки вместо вещей» (Ж.Бодрийяр) ждать не приходится. Тем более, что все сущности с «отменой» метафизики объявлены мнимостями. А вот самогипноза – сколько угодно. Иррациональное, вне-человеческое, космическое, Иное, Хаос и тому подобные интригующе помпезно-зловещие заклинания дружно провозглашаются придворными колдунами и трубадурами Голого Короля. Разумеется, трансцендентальная интенция мифологического субстрата сознания - вещь неистребимая. Выкинешь её в окно – она пролезет в дверь. Но, ей богу, как-то это всё жалко. Так уж прямо Иное! Хаос! Внечеловеческое! Да человек о вне-человеческом вообще ничего ни сказать ни помыслить не может. Как и о хаосе. Всё это суть культурные референции, сравнительные величины и ничего кроме них. И ведь постмодернизм вроде бы всех уже к этой мысли приучил. Просто культура адаптируется к новым блокам материала и осваивает новые способы смыслообразования. Когда Ницше и Фрейд бросили вызов антропному культуроцентризму, показав, что вся пирамида разумно-цивилизаторских ценностей питается трансформированной энергией дионисийских, природных по генезису витальных импульсов, это произвело ошеломляющее впечатление. И что? Культура погибла? Отринула свои ценности и стыдливо забилась в угол? Ничего подобного. И ницшеанство и фрейдизм прекрасно ассимилировались культурной системой. А сегодня любые «разоблачения» антропного культуроцентризма воспринимаются либо как развлечение, либо как скучный трюизм. Пройдёт совсем немного времени и на все сегодняшние волнения по поводу «столкновения с Бездной» (Ничто, Иным, Хаосом и пр.) последует убийственное пошло-вялое «Ну и что?» Современная цивилизации вообще обладает поразительными способностями приручать любых бунтарей, технологично превращая их в часть своего истеблишмента. Носителям новых идей свойственно, предаваясь самогипнозу и аберрациям, существенно переоценивать их масштаб и значение. Философам кажется, что то, что происходит в их головах, происходит с целым миром. Художники придают своим всё более скромным открытиям метафизический характер (даже если всякая метафизика отринута на словах). Выход за пределы культуры с её референциями и репрезентациями невозможен в принципе. Можно удалиться (да и то не более чем на определённое расстояние) от рационалистического антропоцентризма, но нельзя удрать из культуры вообще. Никакой Зигмар Польке, вводящий в изображение химические реактивы (типа нитрата серебра), которые, реагируя на температурные изменения среды, живут якобы собственной жизнью, ни сюрреалисты 30-х гг., которые также занимались в своё время «случайным» нанесением краски на основу, ни в какое вне-культурное пространство не вырывались. Процесс оставался технологически рационален, а эстетический результат обретался в заранее предсказуемых рамках. Впрочем, не следует обманываться насчёт искренности и пафоса этих «трансцендентальных» деклараций. Пафос во владениях Голого Короля не в моде. Как всякая революция пожирает своих детей и всякое поколение властителей, приходящее на смену рыцарям революции, продолжает их дело с точностью до наоборот, так и администрация Голого Короля обращается с духовным наследием пламенных революционеров раннего авангарда. Они, наивные, тщились переделать мир! Ни больше, ни меньше. Сколько было эмоций, апломба, романтического пафоса! «До основанья, а затем...» А затем выяснилось, что авангард, мнящий себя культурным героем, и который действительно кое-что сделал для эстетического преобразования реальности, в действительности оказался трикстером. Трикстером, подносящим к разжиревшему лицу цивилизации кривое зеркало, в которой она только и могла увидеть, что она есть такое. А это уже к искусству прямого отношения не имеет. Здесь искусство - лишь одно из средств смысловой репрезентации, для авангарда – излюбленное средство. Авангард не создал ни своей собственной образной системы, ни стилистики, ни иконографии. Он лишь использовал (хочется сказать паразитировал) наработанный до него материал художественных традиций в своих целях – псевдомироустроительных или профанирующе-ниспровергательских, но уже не собственно художественных. Авангард жил, как огонь, пожирающий собственный материал. Кончился материал (нечего стало профанировать) – кончился и авангард. Но именно они – ранние авангардисты, которые теперь в глазах их современных наследников выглядят розовыми романтиками (как например Малевич в глазах минималиста Джадда) - при всём своём пафосе обеспечили теперешнюю диктатуру холодно-пресыщенных придворных интеллектуалов Голого Короля. С точки зрения стороннего наблюдателя может показаться, что народ, населяющий империю Голого Короля, пребывает в «обскурантной» фазе этногенеза (по Гумилёву), когда все идеалы, кроме шкурного интереса, умерли и всё, кроме набивания животов и кошельков, видится сквозь мутную призму наплевательства и скуки. Правда, и соседи – архаики-традиционалисты впали уже в фазу ностальгическую и на их гербе выведен девиз: «Ах, как хорошо было раньше!». Но от этого перспективы империи Голого Короля, куда тоже постепенно просачиваются ностальгические настроения, не становятся оптимистичнее. Грядёт, грядёт нашествие «новых варваров», которое сметёт обветшавшие крепостные стены исторической ниши искусства и вышвырнет приписавшихся там новых хозяев, продолжающих угрожающе потрясать императорскими инсигниями. А затем варвары начнут (собственно, уже начали) спокойно и деловито приспосабливать всё то, что найдут в завоёванной империи, для своих здоровых, прагматических нужд. Не обременённые комплексом болезненной рефлексии, не страдающие интеллектуальной пресыщенностью, они будут открыты для усвоения эстетизма как широкого жизнеорганизующего принципа. Этот процесс идёт полным ходом уже и сейчас. И реплика философа (Дж.Ваттимо) о том, что сегодня «освобождение состоит в способности создавать собственное существование как произведение искусства» не кажется ни новой, ни удивительной. Но именно произведения, а не объекта, артефакта, концепта или какого-либо ещё продукта знаковой деятельности, жульнически присвоившей себе право соотноситься с «новым определением искусства». Разумеется, и такого рода деятельность в культуре необходима и для неё конечно же найдётся место под солнцем. Но это будет уже не империя Голого Короля, диктующая моду и издающая суровые указы. Это будет не более чем интеллектуальный театр для себя. Запустив тезис о равноправии и рядоположенности всех течений и направлений и ниспровергнув, хотя бы на словах, принцип иерархии, постмодернизм, вероятно сам того не желая, раздавил кощеево яйцо. Пока что плюрализм носит имитационных характер: всё можно, а вот этого и этого нельзя, разрешены любые дискурсы, но только в пределах постмодернистского кода, все равны, но мы - ровнее. Все хороши, но мы всё равно лучше всех и т.д. В декларациях «цветёт сто цветов и течёт сто ручьёв» а на деле - непереносимый снобизм и интеллектуальная диктатура. Но как известно, имитативным формам со временем свойственно переходить в действительные. И вполне вероятно, что художественное сознание по ходу своеобразной деинституализации искусства избавится от стыдливо-униженного смирения перед спесивой позой Голого Короля. Искусство умерло – осталась только деятельность. Деятельность ориентированная на определённый социальный результат и ограниченную чёткими конвенциональными рамками коммуникацию. Так принято считать в империи Голого Короля и на его территории это, скорее всего, так и есть. Но вялые, пресыщенные и циничные «обскуранты» регулярно сменяются «пассионариями», которые не стыдятся пафоса и не боятся «подростковых» метафизических вопросов. Искусство, прошедшее очищение деинституализацией и отделившее себя от знаковой деятельности, вполне способно не только вооружить обращённое к самоупорядочению культурное сознание всеохватным эстетическим принципом, но и стать своеобразной религией для самодостаточной и развитой личности, для которой традиционные религии уже неадекватны. Пророчества об искусстве как о религии будущего не оригинальны, хотя трактуются они весьма разнообразно. Впрочем, прогнозы – особая и весьма неблагодарная тема. Складывается впечатление, что искусство как институт культуры прошло полный цикл своего существования, и вплотную подойдя к барьеру деинституализации, стоит на пороге качественной трансформации. А стены традиционной институциональной ниши, ограждающие империю Голого Короля – это нечто вроде кокона, из которого вот-вот вылетит бабочка. Личинка долго живёт в коконе и бережёт его. Бабочке кокон не нужен и век её недолог. А. Пелипенко, Печальное путешествие по владениям голого короля (к характеристике современной художественной ситуации)