Древние города всегда строились на основе особой сакральной топологии, происходящей из магической традиции. Расположение города в целом и его отдельных частей – ворот, храмов, цитаделей – никогда не было случайным или чисто утилитарным. Духи местности, демоны стихий, племенные боги покровители, зачастую сохраняющие тотемистические корни – все эти персонажи сакрально-магического космоса, взаимодействуя и борясь друг с другом, порождают сложную и непостижимую рациональным сознанием духовно-энергетическую "розу ветров" или, иначе говоря, некую систему координат сакральной топографии, где гетерогенность топографических зон связана со "сферой влияния" запредельных сил. Гетерогенность духовно-энергетического пространства городской среды постоянно ставит городского жителя в позицию выбора. Содержание выбора варьируется широко: от выбора бога(духа)-покровителя(объекта партисипации),до выбора товара или женщины. И несмотря на все привносимые культурой регламентации, это постоянное пребывание в ситуации выбора неуклонно подстёгивает становление автономной самостности субъекта. Вполне очевидно и то, что в относительно гомогенном духовном космосе деревни этот процесс жёстко блокируется. Одним из первичных актов самоопределения сознания в дуальном мире является семантико-аксиологическое зонирование пространства в оппозиции: центр – периферия. Полагая город в качестве центра по отношению к сельской периферии, городское сознание зонирует и само внутреннее пространство городской среды. Формируется единый семантический ряд в виде фрактальной триады: город - храм - дом. При этом семантической номинацией города как целого часто выступает периметр городской стены. Характерное для Междуречья расположение храма внутри города (обычно в центре), разумеется, не может быть признано типичным для всех домонотеистических культур, включая античность. Однако храм, как бы он пространственно не соотносился с городом, всегда выступает элементом урбанистической среды. Элементы этой триады, составляющие необходимый и достаточный набор компонентов полноценной городской среды, сакрализуется и наслаиваются в магической символике надмирного центра. Этот центр уподобляет из себе и претворяет в центры мира земного. На этой ступени формирования городской мифологемы происходит смещение фронта развития от одной универсальной архетипической модели к другой: от круга - к правильному четырёхугольнику. Если следовать К.Леви-Строссу, то культура возникает там, где появляется правило. В случае с правильным четырёхугольником это не просто игра слов. Снимая (в гегелевском смысле) все значение круга, связанные с разрганичением и замыканием пространства, правильный четырёхугольник моделирует гораздо более гетерогенную среду. Вертикаль и горизонталь, образующие прямой угол - структурный первоэлемент четырёхугольника, соотносится с элементами важнейшей антиномии культурного бытия: сакрального/профанического. Вертикаль и горизонталь выступают как первичная визуально-наглядная модель выражения этой оппозиции. Правильный четырёхугольник приобретает, таким образом, черты знака-репрезентанта самой культуры, как рукотворного, регулярного начала, противостоящей стихийным формам природы. При внешней устойчивости и завершённости, отражённой во многих символических системах, внутреннее пространство правильного четырёхугольника органично для дальнейшего членения и зонирования на изоморфные фрагменты, а также, для содержательной семантизации этих внутренних зон. Не случайно, именно правильный четырёхугольник однозначно утвердился в качестве формата в изобразительном искусстве. По ходу дела, заметим, что в культурах устойчиво синкретических, типа индийской или китайской, квадрат ещё сохраняет архаические коннотации, связанные с женским началом и стихией земли. Что же касается четырёхугольника неправильного, то он практически всегда соотносится со значениями болезненного, ущербного, недоформированного. Прямоугольный принцип лег в основу структурирования городского пространства. Это и сами призматические и кубообразные городские постройки классической древности, своей лапидарной рукотворностью и гигантизмом как бы бросающие вызов природной стихийности. Это и постепенно утверждающийся и оформленный в гипподамовой системе принцип прямоугольной планировки, веками полемизировавший с произвольной неупорядоченной застройкой. Это и сам городской перекресток с его амбивалентной символикой двойственного богоявления. Не случайно в этой связи и то, что универсальным модулем, канализующим фрактальные отношения в триаде город – храм – дом стал куб – эта простейшая из совершенных и совершеннейшая из простейших фигур, воспринимаемая в качестве таковой вплоть до эстетики Гегеля. При этом, выступая то как самостоятельный член семантического ряда, то как общий коррелят по отношению к его элементам, куб явлен не в форме отвлеченно нематериального представления, а в соединении с другим равноположеным образом - камнем. Конечно, и в деревне могут стоить каменные постройки, может и город быть деревянным, но вместе с тем устойчивая связь семантики камня с образом города несомненна. Твердость и надежность камня связана с идеей вечности и нетленности города, имеющего часто божественное происхождение. (О божественном происхождении города говорится, в частности в Библии.) Правильно обработанный камень соединяет идею целенаправленного созидательного ритма с идеей преодоления хаоса, тлена, и разрушения. В ряду архетипальной семантики числа "4" и квадрата образ кубического камня связан с переживанием божественно-совершенного и окрашивается сильнейшим религиозноэтическим чувством. Выступая в этом качестве как элемент многочисленных иконографических формул он тесно переплетается, а порой и отождествляется с образом Храма. Последние справедливо, по крайней мере, для аврамических культур. А. Пелипенко, "Городской миф о городе" #традиция_жрецов #СТК@vostroge