Наряду с образами земли, источника, пещеры, морского дна, образ города соотносится с рождающим чревом Великой Матери и, в широком смысле, с женским началом вообще. Эта связь, неоднократно отмеченная в работах К.-Г.Юнга, обычно интерпретировалась им как символическое соотнесение города с матерью, дающей приют и безопасность своим жителям-детям. Поэтому Рея и Кибела, а также изофункциональные им женские образы носят корону с зубцами наподобие городских стен. Однако, если символы выступают как закрепление в культуре магических, или, точнее, магическо-прагматических связей и отношений, то связь образа города с материнским началом имеет более глубокие основания, чем некие необязательные с современной точки зрения образные ассоциации. В ряду образов, обозначающих первичное, нерасчленённое состояние универсума наряду с кругом, мандалой, первосуществом и нек. др. присутствует также и понятие "уроборос". Круг архетипических значений, связанный с этим понятием группируется вокруг представлений о пребывании ребёнка в чреве матери. Последователи аналитической психологии выделяют здесь такие моменты как невинный инцест с матерью, гермафродитизм и прасексуальность. Выход из уробороса являет распад первичной целостности и, соответственно, первичный акт становления индивидуального сознания. С этого момента осознающий себя субъект обречён пребывать в мире дуальных оппозиций и строить свою собственную стратегию бытия с этом бинарно-конфликтном пространстве. Здесь к неоднократно постулируемому принципу совпадения онто- и филогенеза возникают основания добавить ещё и культурогенез. Разумеется, полное и всестороннее обоснование полученного таким образом триединства далеко выходит за рамки данной статьи. Можно лишь попытаться выявить изоморфизм исторически эволюционирующей мифологемы города и универсальной прамифологемы, связывающей природное, индивидуально-психическое и социо-культурное в человеческой ментальности. Общие черты этой прамифологемы таковы: выход из уробороса, связанного с образом Великой Матери - это прорыв от нерасчленённой и непротиворечивой бессознательной природной стихийности к дуалистически разорванному миру культуры. Здесь матриархат, как стадия эволюции психического соответствует матриархату как стадии эволюции историко-культурной. Далее, выделенное из лона матери сознание находится по отношению к нему в подчинённом и беспомощном состоянии. Затем, обретая всё большую самостоятельность, сознание соотносится с богом-спутником Великой Матери, её любовником и, наконец, её оппонентом. На этой стадии взрослого Я (в терминах аналитической психологии) культура в лице своего обретающего автономность субъекта замыкается на себя. А образ Великой Матери, претерпевая инверсию, начинает соотноситься, главным образом, с негативными значениями дикой природы (в значении хаоса), смерти, крови и т.п. Необходимость аксиологически непротиворечивой конденсации этих значений (образ матери всё-таки изначально выступает как носитель положительных значений и до конца от них не отделим) порождает образ Мачехи. Из этой метасхемы вырастают не только многочисленные мифологические сюжеты, оформляемые затем в те или иные формы словесности. Здесь обозначаются суперпозиционные отношения макрокультурного диалога, пронизывающие все поры смыслового тела культуры. Что же касается самого сюжетного разнообразия конфронтационных отношений с Великой Матерью, развёрнутое в древневосточной и античной мифологии сводимо, в целом, к следующим позициям: бегство от Матери, противостояние ей и отказ от её любви. Здесь важно пояснить, что круг значений, связанный с темой враждующих близнецов, также восходит к архетипу Великой Матери. В самых древних слоях культурной памяти, сформировавшихся ещё, по-видимому, до разделения города и деревни, образы города и Великой Матери объединены глубочайшей магической связью. На этой стадии культурогенеза синкретизм ещё настолько всеобщ, что изоморфное во многом совпадает с изофункциональным. Образ города может выступать как магический коррелят или инополагание образа Великой Матери, как его объективированное бытие в переживании социального коллектива. Одним из ключевых медиаторов между этими двумя образами, связывающих семантическую топику диалога, служит архетип круга. Помимо хорошо известных значений круга как формы, разграничивающей внешнее и внутреннее пространство, важно отметить, что круг, как архетипическая модель смыслообразования гораздо более, чем наследующий ему правильный четырёхугольник, связан с природным началом. В этом смысле, круг знаменует ранние стадии перехода от природного к культурному. И если связь круга с женским началом почти универсальна для всех архаических традиций, а изображение города в виде круга сохранилось вплоть до современной картографии, то перед нами, несомненно, не игра мёртвых символов или необязательных метафор, а основополагающая смысловая структура, проступающая сквозь многослойные ряды последующих семантических напластований. А. Пелипенко, "Городской миф о городе" #Острог_мифы #СТК@vostroge