Эва Томпсон Имперское знание: русская литература и колониализм, 8 Фрагмент книги «Imperial Knowledge: Russian Literature and Colonialism». Опубликовано в журнале "Перекрестки" №1-2/2007 Постколониальные перспективы России За очень редкими исключениями русский имперский дискурс не породил самокритичных текстов. Имперское сознание в России не было затронуто пониманием, что succés (если не noblesse) oblige (успех обязывает). Ни один известный русский писатель не сомневался в необходимости или разумности использования ресурсов нации для покорения империей все больших и больших территорий или в удерживании земель, которые не являются даже славянскими. Ни один не задался вопросом о моральном аспекте колониального принуждения. Та легкость, с которой великие русские писатели в XIX в. скользили над реальностью войн российских правителей, не имеет аналогий в западноевропейских странах. Ни русские писатели, ни русские интеллектуалы никогда даже в общих чертах не описывали имперскую политику на завоеванных территориях... Идея колониальной зависимости и ее цены для завоеванных наций не проникала в русский национальный дискурс. Многие русские писатели достигли успехов в описаниях моральных дискриминаций, но они об этом свидетельствовали только с перспективы своего имперского дома, подобно британцам, которые прилагали отчаянные усилия, борясь за справедливое распределение прибыли, полученной от заморского труда рабов. В русской литературе много сочувствия к Акакиям Акакиевичам или, в последнее время, к Иванам Денисовичам и Андреям Гуськовым, но нет осознания, что эти несчастные герои все же принадлежали к привилегированному слою империи. Достоевский никогда не ощущал иронии в том, что он пишет романы о моральных дилеммах в то время, как его читатели вовлечены в насилие за границей. Русский дискурс, не склонный к осознанию своих колониальных преступлений, вряд ли будет доброжелательным по отношению к «Культуре и империализму»* (трудно поверить, что он примет эту концепцию без протестов). * книга Эдварда Саида о деколонизации Есть еще одна сложность. Категория ориентализма, переформулированная и реинтерпретированная Саидом, породила разнообразные исследования, имеющие смысл только на уровне абстракции, который едва доступен тем, кто всегда хочет иметь дело с простыми концептами. Постколониальная теория привлекает многочисленные постмодерные философские и психологические источники, что во многом объясняет сопротивление этой теории со стороны всегда более традиционных русских писателей. За исключением эпизодов формализма и структурализма (никогда полностью не интегрированного в мэйнстрим критики), литературная аналитика в России редко привлекает новые идеи, предпочитая апеллировать к давно установившимся моделям. К тому же в России многие интеллектуалы не склонны отказываться от идеи, что тоталитарные коммунистические репрессии одинаково затронули и русских и нерусских. Хотя целый комплекс имперских проблем действительно связан с советским тоталитаризмом, в исследованиях литературы он должен быть отнесен к более широкой текстуальности, которую открыла постколониальная теория, уже по той причине, что литературные исследования имеют дело скорее с текстами, чем напрямую с миром. Отсутствие дискурса, разоблачающего посредническую роль русской литературы в защите русских имперских интересов, напоминает западный дискурс об Ориенте в XIX в. В этой связи социалистический реализм является важным явлением для понимания русской колониальной экспансии и насилия. После создания в 1932 г. Союза советских писателей социалистический реализм сделался обязательным художественным методом для двух поколений писателей России. Исключений было мало и, выявленные в малотиражным самиздате, они не могли изменить употребление языка и способы его понимания, усвоенные русской культурой... Нормы социалистического реализма, предписанные русским писателям, определили круг тем и используемый словарь. Они настолько повлияли на весь русский дискурс, что теперь он едва ли способен ассимилировать категории постколониальной критики. Несмотря на все модификации и обновления, которые происходили после смерти Сталина, социалистический реализм остался смирительной рубашкой, в которой русский язык (и, как следствие, русское мышление) был заключен тысячами писателей, ораторов и журналистов. Под их предводительством целые области человеческого опыта исчезли из языка и, следовательно, из сознания и культуры. Словарь русских писателей и критиков, связанный с национальной лояльностью и восприятием русских нерусскими, удивительно прост, если не сказать примитивен. Любые рефлексии о подобных проблемах, как и любые эпистемологические рефлексии, вообще практически отсутствуют. Через свои песни, сценарии фильмов, романы, стихи, пьесы и статьи советские русские писатели вписывали в русский язык крайне сентиментальную визию русских, всегда лояльных к власти. За очень редкими исключениями, все русские интеллектуалы своим творчеством обеспечивали устойчивость этой упрощенной версии реальности. Политические фигуры повторяли эту версию реальности в речах и заявлениях, поднимая свой престиж и авторитет. Как результат, русский читатель сегодня рождается в лингвистической и литературной среде, наполненной мифами, восхваляющими государство, а идеи русских писателей о национальном долге по-прежнему формулируются в колониальных терминах. Русский язык сейчас находится на стадии, когда он исключает, органически отвергает концепции и идеи, несовместимые с любовью к родине и отечеству как главной ценности (хороший русский предан стране без всяких вопросов). «Деревенские писатели» советской и постсоветской России использовали этот лингвистический концепт, создавая героев под стать тем, что измышляли морализирующие баснописцы XVIII в., которые возвеличили магическую сущность России. В литературных дискуссиях представители русской интеллигенции все еще отстаивают идею, что Россия является страной, где свобода может быть достигнута без правовых институций, развитых на Западе. Русские, говорил постсоветский интеллектуал С.С. Аверинцев, «не верят такой свободе, которая гарантирована институциями»; В. Ушаков уверял своих читателей, что Россия не поддается попыткам понять ее посредством рационального анализа. В поздние 1980-е и ранние 1990-е «Литературная газета» и «Огонек» (с другой стороны политического спектра – «Литературная Россия») печатали обширные дискуссии о русской идентичности. Появилось большое количество книг по этой проблеме. Но все это в основном выявлялось в рамках терминологии, принятой социалистическим реализмом. #Острог_идентичность #Острог_западный #деколонизация #Острог_культурология Продолжение следует