ПЕРЕЖИТКИ И ОТВЕТЫ 12 января 1928 г. вышел в свет «Новый словарь хаддерсфилдского диалекта» Уолтера Э. Хейга, предисловие к которому написал Толкин. Согласно комментарию переводчицы Марии Сарест, «В 1923 году Толкин вступил в Общество йоркширского диалекта и познакомился с Уолтером Эдвардом Хейгом. Тогда же Толкин узнал о проекте словаря хаддерсфилдского диалекта и всячески поддерживал Хейга в его начинании, а в 1928 году написал доброжелательное предисловие к первому изданию этой работы». Уолтер Хейг родился в 1856 г. в западнойоркширской деревне Хонли, отец его был фермером, мясником и трактирщиком. Уже в 14 лет он был «учеником-учителем», то есть юношей, готовящимся стать учителем, уже учащим младших детей. Он преподавал в начальной школе, а затем в Хаддерсфилдском техническом колледже – как старший лектор, руководитель кафедры английского языка и истории, а после ухода в отставку в 1918 г. до самой смерти – как почётный лектор по английскому языку. В сборнике «Чосер как филолог» указано, что он умер в 1930 г., но англоязычные источники единодушно указывают 1931 г. В 1917 г. он опубликовал книгу «Краткая аналитическая справка по истории Англии». В предисловии Толкин поздравлял город Хаддерсфилд с тем, что здесь «живёт и такой энтузиаст, как автор этой книги, и щедрые меценаты, без чьей помощи публикация не состоялась бы», желая, чтобы они послужили примером и для других (цитата в переводе М. Сарест). «Составление глоссария даже самых скромных размеров – труд долгий и утомительный. Словарь же Хейга – это не просто краткий глоссарий, а настоящая сокровищница слов и идиом крайне любопытного диалекта. Для того, чтобы ее наполнить, пришлось приложить немало усилий. Впервые я ознакомился с рукописью в 1923 году – и к этому времени Хейг уже проработал над нею бесконечно долго и тщательно, так что едва ли не единственным вкладом с моей стороны стали настойчивые просьбы продолжить труд и заверения в том, что он бесценен с точки зрения не только местного патриотизма, но и английской филологии в целом. Наиболее весомым достоинством этой коллекции слов я считаю ее полноту. <…> Вслед за изобилием отдельных слов в глоссарии следует отметить превосходный выбор остроумных, красочных, идиоматичных пояснительных цитат, которые в полной мере передают местный колорит. Диалектные слова, сколь бы интересной ни была порою история их происхождения, вне контекста лишены жизни. В разговорных же выражениях они смотрятся куда уместнее, чем в связных, вынужденно сокращенных текстах, которые иногда прилагаются к словарям; так что в этой книге диалектизмам предоставляется возможность заиграть всеми оттенками. Примеры словоупотребления и определения значений служат и другим целям. В частности, обязательно стоит упомянуть, что внимательное изучение словосочетаний и оборотов в придачу к словам напомнит исследователю о важном для него нюансе: архаизмы зачастую сохраняются только во фразеологизмах и устойчивых выражениях <…> Составитель не ограничился трудом по записыванию и иллюстрированию цитатами огромного количества слов. Он добавил объяснения этимологических значений. <…> Жители той местности, где Хейг проводил свои исследования, не нуждаются в дальнейших пояснениях от сочувственно настроенного чужака. Возможно, они гадают про себя, с какой стати человек посторонний интересуется их речью. И хотя изучением диалектологии он не занимается, свое усиленное внимания к этому языку он может объяснить тем, что родина языка – Северо-Запад. В XIV веке Северо-Запад стал центром возрождения литературы на национальном языке, среди сохранившихся образчиков которой наиболее интересна поэзия, написанная аллитерационной строкой, что восходит к древнему англосаксонскому стиху. <…> Пресловутые среднеанглийские тексты весьма интересны и непросты в языковом плане по той же причине, что позволила современным диалектам сохранить так много индивидуальных особенностей: они были созданы в регионах, максимально удаленных от Юго-Востока, и вобрали в себя многие расхождения, которые отличают западный и северный диалекты от юго-восточного, послужившего основой для нашего литературного языка. Но в случае с хаддерсфилдским диалектом мы, похоже, имеем дело с наречием, консервативным даже по сравнению со своими соседями, – с диалектом той местности, которую до недавнего времени обходили стороной любые пути сообщения, возникавшие в этих некогда малонаселенных регионах <…>. Ввиду окончания этой изоляции диалект сильно изменился за последние годы и продолжает меняться по сей день, что наглядно показано в данной книге. Работа Хейга очень своевременна, а если бы нечто подобное могло быть проделано сто или даже пятьдесят лет назад, то сколь многие сокровища языка удалось бы спасти!» В комментариях М. Сарест пишет: «Можно смело сказать, что северные диалекты числились среди постоянных интересов Толкина. В 1925 году, работая над «Сэром Гавейном», он отметил, что в поэме вместо aunt используется naunt (а старожилы Хаддерсфилда, как показало исследование Хейга, даже считают aunt искаженной формой nont), и годы спустя фраза «the skin o’ my nuncle Tim» появилась в «Балладе о тролле» из «Властелина Колец». <см. заметку «Эволюция тролля» https://vk.com/wall-213107152_76> В 1934 году, рисуя картину мертвого леса в стихотворении «Морской колокол» («Sea-Bell»), Толкин применил слово puffballs. Том Шиппи предполагает (Shippey T. A. The Road to Middle-Earth. 2nd ed. London: Grafton, 1992. P. 250), что здесь есть аллюзия на описание унылых руин в «Бегуне по свету» («Cursor Mundi») – именно этот отрывок Толкин рассматривал в своем предисловии к словарю Хейга, объясняя происхождение диалектизма fuzzbōl. В «Аннотированном “Хоббите”» (The Annotated Hobbit. Houghton Mifflin Company, 2002. P. 111) <Дугласом Андерсоном> отмечено, что использованное в книге слово skriking (от shrike ‘пронзительный вопль’, ‘визг’), будучи строго диалектным, также вошло в «Словарь». Более того, и просторечное baggins (на севере Англии оно обозначало еду, которую берут с собой на работу, или любую закуску) приведено и определено в работе Хейга, в то время как «Оксфордский словарь» переправляет эту форму на корректное bagging». <…> В словаре Хейга приводится следующий фразеологизм (единственный пример употребления слова в современном автору языке): Любопытный ребенок: – Wæt’s thæt i’ yes pokkit, muther? [Что это у тебя в кармашке, мамочка?]. Мать: – O, it’s e le-ees fer meddlerz. [Тюрьма для надоед. (Фраза, прекращающая докучные расспросы, в духе нашего «Любопытной Варваре нос оторвали»)]». 22 января на собрании Ньюменовского общества Толкин выступил с докладом «Хладные варвары с севера» (см. заметку «Северные варвары» https://vk.com/wall-146787020_1293). В 1928 г. он нарисовал в «Книге ности» два воплощения детских страхов сына Майкла – «Мэдду» и «Оулэму», чьи имена означают примерно «поступать безумно» и «мычащая сова». Годы спустя он снабдил их пояснением: «Мэдду и Оулэму были двумя из воображаемых бук Майкла, когда ему было лет 6-8. Я попытался зарисовать их с его слов, что, казалось, лишило их страха и превратило всего лишь в мифические создания из детской комнаты. Мэдду был (говорил он) одетой в перчатку рукой, не имевшей плеча, которая после наступления темноты открывала щель в шторах и ползла по шторе вниз. Оулэму был просто большой зловещей похожей на сову фигурой, которая усаживалась на высокую мебель или на картины и наблюдала за тобой» (см. статью «Преодолевший страхи» https://vk.com/wall-146787020_1111). У. Хэммонд и К. Скалл пишут, что Мэдду напоминает руку в «Злобности» («Другие люди» https://vk.com/wall-213107152_570), и в свою очередь, мог повлиять на руку, изображённую на первой версии карты Трора для «Хоббита». «Кроваво-красные ногти превращают Мэдду в самую зловещую из них, а множество изгибов на ней перекликаются с полумесяцем в окне, передавая тревожную зыбкость движения. Жуткость существа подчёркивается изолированностью окна, занавески и руки на листе – они изображены одни, без иных подробностей комнаты. По сравнению с ним Оулэму кажется гораздо менее устрашающим, хотя глаза его беспокоят своим гипнотическим эффектом». По рисунку линий и цвету «Оулэму» напоминает рисунок гор из письма Рождественского Деда и его медведя, выполненный в 1931 г., а также ещё более поздние узоры, – добавляют исследователи. По словам К. Макилвейн, гипнотический «Оулэму», «выполненый цветными чернилами, безусловно выглядит угрожающим, но толкиновское изображение, похоже принесло желаемый эффект». В 1973 г., вскоре после смерти отца, Майкл отмечал редкий его талант «сочетать отцовство с дружбой», описывая его как «уникального взрослого, единственного «большого», который, казалось, воспринимал мои детские комментарии и вопросы со всей серьёзностью». #JRRT_биография #JRRT_art